Вепрь - 2 [СИ] - Константин Калбанов

В этот момент к столу подошла давешняя подавальщица и поставила перед Богданом кувшин с вином и кружку, после чего удалилась. Кузнец с вожделением посмотрел на кувшин и уже потянулся к нему, когда вновь заговорил Виктор.

— Если мучит жажда, у меня еще квас остался, попей. Коли возьмешь вино, разговору не было. Я готов помочь, подсказать, поддержать, но сопли утирать не стану и жалости от меня не жди.

Богдан с нескрываемой злобой посмотрел на Виктора, вот кто объяснит, отчего у пьяных и тем более у похмельных, так резко меняется настроение, то он кроткий как ягненок и ласковый как кошененок, а то взъярится как тигра рогатая. Волков спокойно выдержал этот взгляд, кузнец все так же зло глядя на бывшего хозяина схватил кувшин и разом опрокинул себе в глотку. Правда, длилось это не долго, потому как квасу там оставалось на пару глотков, то скорее не для утоления жажды, а для обозначения позиции. Вот и ладно. Пусть лучше злится на Виктора, а не топит свое горе в вине, а помощь Богдана ой как понадобится, были у Виктора кое-какие задумки.

Этого не могло быть, но было. Постоялый двор от которого не осталось и следа взирал на своего хозяина новенькими постройками, все еще светлых бревен. Прежний был тоже не такой чтобы и старый, но дерево уж успело потемнеть, только ворота прежние с подпалинами от бушевавшего тут пожарища и отметинами от гвоздей коими был прибит Горазд. Все было один в один, даже мастерские на заднем дворе с фермами под ветряки. Как такое возможно?

Когда они уже приблизились вплотную к воротам, навстречу им вышел Горазд. Идет тяжко, сильно опираясь на клюку, но держится сам, на своих ногах.

— Здрав будь, Добролюб.

— И тебе скорейшего выздоровления. А что тут происходит? Никак воевода кому отдал землю под постоялый двор?

— А кому он его может отдать. Твой то двор.

— А за какие деньги?.. Кто?..

— Лес полковой воевода выделил, а строили селяне. Сначала твое подворье восстановили, а только потом за село принялись. Староста попросил людей, так что всем миром навалились.

— Да как, так-то? Вот-вот дожди зарядят, не поспеют свои дома поднять.

— Людей сюда силком никто не тянул, знать ведают, что делают.

По всему выходит, что селяне считали себя виноватыми в том, что стряслось здесь. Ведь не понадейся староста на то, что гонец принесший весть о войне заедет на постоялый двор, обязательно известил бы обитателей подворья о навалившейся беде, а тогда и горя того не случилось бы, лишь подворье и пожгли бы. Но Виктор простил старосту, потому как злого умысла у него не было.

Виктор все еще не решался проехать на подворье, когда к Горазду подбежал мальчишка лет четырнадцати, хотя наделе тому было только двенадцать, но больно уж вымахал малец, обещая стать чудо богатырем. Приблизившись к Горазду он начал прилаживать к тому свое плечо, недовольно бурча.

— Куда убег-то? Сказала же мамка, чтобы один не хаживал. Тебе что, а мне холку намылят.

— Это кто такой заботливый-то?

От этой сцены у Виктора даже тепло по сердцу растеклось. А жизнь-то идет своим чередом. Люди влюбляются друг в друга, заботятся о друг друге, это только у него все черным черно, а мир все так же полон разнообразных красок. Вот только он отчего-то перестал те цвета различать, только мельком, вот как сейчас.

— Братишка мой.

— Это средний, что ли?

— Не, это младший, Мишка, — озарился улыбкой Горазд. Давно она не играла на его лице. Вот с того самого дня, Виктор ее и не наблюдал. — Он у нас с младенчества в здоровяках ходит, потому и в честь Михайлы Потапыча прозывается. Старшие сейчас по хозяйству управляются.

У Горазда было три брата, средние двое, как говорил парень, хотя и в один день родились, совсем были не похожи, выходит, двойняшки, тем было по четырнадцать и младший, ему должно было только исполниться двенадцать. Однако, если и те такие же переростки. Хотя, может и нет, вон сам Горазд, не больно-то старше своих лет выглядит.

— Выходит, выкупил своих?

— Благослави тебя Отец небесный, как есть выкупил, да еще деньга осталась, вот прикупил на подворье твое пару коровенок, лошадку, да еще чего, по хозяйству.

— Я же сказал, то деньги твои.

— Помню. Да только не заработал я столько, — упрямо сжал губы парень, — и без того долг большой.

— Повторяю, то деньги твои, а стало быть и животина и все, что ты прикупил. Но я готов выкупить у тебя, то что тебе будет не нужно.

— Ты, вот что Добролюб… Мы добро помним, но и обязанными быть не любим. Тебе тут на подворье помощники все едино нужны, вот мы и решили… Если ты не против.

— Я? Да ни за что. Но по серебру будет так как я сказал.

Подворье восстановили один к одному. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, селяне не раз и не два бывали здесь, все видели, все примечали, что осталось скрытым от их взора подсказал Горазд. Вот только лучше бы они не старались так рьяно, потому как Богдана тут же накрыло да так тяжко, что он уплелся в новую кузню, в которой от старой оставался только горн и разревелся навзрыд. А и то. Эвон постоялый двор уничтожили под корень, а пришли люди приложили руки и стоит краше прежнего, а жизни людские не вернуть.

Прошли и к пруду, на берегу которого возвышался ладно сделанный косой крест, над общей могилой семьи Богдана и Виктора. Тут дюжий кузнец вновь не выдержал разрыдавшись навзрыд и упав в ноги Волкову. И чего он набросился на него там, в трактире, чего им делить, ить вот они, под одной горкой и боль у них одна на двоих. Взгляд скользнул в сторону и наткнулся на Горазда, стоящего немного в стороне с влажными дорожками на щеках. Не на двоих выходит, на троих. И за что, ты так-то Отец небесный?

Потом прошли в дом, где матушка Горазда, баба моложавая, едва за тридцать накрыла на стол, чтобы поподчивать вернувшихся. Хозяйка оказалась добрая. Все прибрано, все на своих местах, чисто и чинно. Виктор присмотрелся к женщине. А ведь красивая и статная баба и не скажешь что четверых родила. Да, вроде четверых, насколько помнил Виктор из рассказов Горазда их семью смерть детей обошла стороной. Звать Беляной, как есть беляна, натуральная блондинка, не иначе как в роду была северная кровь.

— А где же глава, если правильно помню, Груздь? — Когда обед уж подходил к концу, вдруг встрепенулся Виктор.

— Занедужил он, — вздохнула Беляна, — уж хворого привезли. Тут Гораздушка приглашал бабушку травницу, так она сказывает, что не желец, хворь не заразная, но поедом его съедает. Может до холодов и не дотянет.

Вот ведь, сподобил Отец небесный, уйти от одной беды, а другая следом идет. Права все же народная молва, горе и радость две сестры и без них никуда. Вроде и радоваться надо, эвон сын из неволи вызволил, а с другой стороны и сам любимую потерял и отца вот-вот потеряет. Не знала Беляна Веселину, но искренне оплакивала, потому как сердце материнское не могло смотреть на то, как мается сын, кровиночка родная.

— Добролюб, вопрос имею.

— Имеешь, спрашивай, — подбодрил Горазда, Виктор.

— Гляжу я на тебя, и вижу, не в радость тебе то, что подворье вновь на прежнем месте. Вижу, ничего ты не простил и не позабыл. Что делать думаешь?

— Думаю на гульдскую сторонку сходить, да посчитаться. Богдан, здесь останется, будет оружие готовить, есть у меня задумки, да самому заниматься некогда. Так что будем вместе ворога бить, я там, а он отсюда пособлять.

— Я с тобой.

— И этот туда же. Не боец ведь.

— То не беда. Даром что ли Гораздом прозвали, я быстро учусь, эвон и стрелять у меня почитай как у тебя выходило и ножи метал я лучше Ждана покойника, так что обузой не буду.

— Отец у тебя хворый, так что ты за голову семьи.

— Семья не пропадет, эвон все при деле. И то, что хворый не беда, поправляюсь уже. Сразу конечно не получится, потому как обузой буду, но чуть погодя очень даже.

— Поправляйся, а там видно будет.

— Богдан, возьмешь моих братьев к себе в ученики.

— Эка ты раскомандовался, — хмыкнул уже пришедший в себя, хотя и все еще хмурящийся кузнец, — ить на подворье хозяин есть, а тут хозяйство немалое. Скоро купцы пойдут, опять же ямских коней уж поставили, да своя живность, за всем догляд нужен.

— То мелочи, — вступился Виктор, — за хозяйством присмотрят, Горазд один успевал поворачиваться, а тут трое, так-что час днем, да час вечером, а остатнее время с тобой, если согласишься. Как управятся, Горазд?

— Мои браты ни в чем мне не попустят.

— А как же с домом, ведь даже наши бабы втроем поворачивались, а тут она одна? — Неуверенно все еще пытался возразить Орехин, при этом прекрасно понимая, что в мастерских ему одному не управиться, элементарно нужно, чтобы кто-то придержал, подал, пособил.

— К селянам обратимся, им приработок ой как нужен, так что помощниц найдем.

— А платить ты станешь, — вновь остудил Горазда Богдан, отчего парень не на шутку стушевался, а и то, сыпет словно его подворье.